Научный журнал

Международный журнал прикладных и фундаментальных исследований

ISSN 1996-3955

ИФ РИНЦ = 0,593

• Авторы
• Резюме
• Файлы
• Ключевые слова
• Литература

Радбиль Т.Б. 1

---

1 ФГАОУ ВО «Нижегородский государственный университет им. Н.И. Лобачевского» Министерства образования и науки РФ

В работе рассматривается проблема нейтрализации оппозиции модуса и диктума в структуре высказывания, что трактуется автором как разновидность аномальной языковой концептуализации мира. Использованы методы логического анализа естественного языка и дискурс-анализа на материале художественной речи Андрея Платонова. Выявлены такие виды аномальной вербализации модусно-диктумных отношений, как номинализация диктума, номинализация модуса, элиминация модуса и др., что выражает такую важную черту поэтики А. Платонова, как «онтологизация кажимости». Доказано, что языковые механизмы подобной аномализации имеют значительный потенциал эстетической выразительности в среде художественного текста.

Статья в формате PDF

875 KB

модус

диктум

языковая концептуализация мира

Андрей Платонов

русский язык

1. Апресян Ю.Д. Дейк­сис в лек­си­ке и грам­­м­ат­ике и на­ив­­ная мо­дель ми­ра // Се­мио­ти­ка и ин­фор­ма­ти­ка. – М.: Наука, 1986. – Вып. 28. – С. 5–33.

2. Арутюнова Н.Д. Типы языковых значений: Оценка. Событие. Факт. – М.: Наука, 1988. – 339 с.

3. Балли Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка. – М.: Эдиториал УРСС, 2001. – 383 с.

4. Булыгина Т.В., Шмелев А.Д.. Языковая концептуализация мира (на материале русской грамматики). – М.: Школа «Языки русской культуры», 1997. – 574 с.

5. Радбиль Т.Б. Аномалии в сфере языковой концептуализации мира // Русский язык в научном освещении. – 2007. – №1 (13). – С. 239–266.

6. Радбиль Т.Б. Норма и аномальность в парадигме «реальность – текст» // Филологические науки. – 2005. – № 1. – С. 53–63.

7. Радбиль Т.Б. О концепции изучения русского языкового менталитета // Русский язык в школе. – 2011. – № 3. – С. 54–60.

8. Радбиль Т.Б. Языковая аномальность в русской речи: к проблеме типологии // Русский язык в научном освещении. – 2006. – №1 (13). – С. 77–100.

9. Рад­биль Т.Б. Языковые аномалии в художественном тексте. – М.: Флинта, 2012. – 322 с.

В любом естественном языке имеются высказывания, которые производят впечатление «странных», аномальных, порою даже «бессмысленных» высказываний, явным образом оцениваемых в качестве девиантных любым «средним» носителем языка. но при этом не нарушающие очевидных системно-языковых закономерностей. Вообще говоря, как это было показано в наших работах [6], мно­гие от­кло­не­ния, возникающие при пе­ре­хо­де от сис­те­мы язы­ка к ее тек­сто­вой реа­ли­за­ции, есть не что иное, как вер­ба­ли­за­ция ано­маль­ных про­цес­сов в об­лас­ти мыс­ли. Иными словами, эти высказывания являются речевой актуализацией отклонений от принятого в данном языковом сообществе способа языковой концептуализации мира, как она трактуется в работе академика Ю.Д. Апресяна [1] – см. наше развитие этих идей, например, в [7].

Однако при всей их странности или девиантности, как показал художественный опыт XX века, подобные явления имеют значительный потенциал художественной выразительности, будучи порою единственно возможным и даже необходимым средством языковой концептуализации нетривиального, диалектически противоречивого и многослойного содержания: «Го­во­ря­щий мо­жет при­бе­гать к та­ким вы­ска­зы­ва­ни­ям для изо­бра­же­ния раз­дво­ен­но­го, внут­рен­не про­ти­во­ре­чи­во­го соз­на­ния или для вы­ска­зы­­в­ания глу­бо­кой, но ан­ти­но­мич­ной ис­ти­ны» [4, с. 450].

Особенно это справедливо для художественной системы одного из самых сложных и загадочных писателей XX столетия – Андрея Платонова. Далее речь пойдет только об одном виде подобных аномалий языковой концептуализации мира, которые, на наш взгляд, являются весьма репрезентативными именно в плане реализации сложных отношений объективной реальности и человеческой мысли в точке их взаимного притяжения – художественном высказывании. Условно назовем их «аномалии модуса и диктума».

Цель исследования

Цель настоящего исследования – описание некоторых типических случаев аномальной актуализации модусно-диктумной семантики высказывания в аспекте проблемы аномальной языковой концептуализации мира применительно к специфике ее воплощения в художественной речи.

Материалы и методы исследования

В качестве языкового материала для анализа используются тексты основных романов и повестей Андрея Платонова «Котлован», «Чевенгур», «Счастливая Москва», «Ювенильное море», «Сокровенный человек», а также некоторых рассказов, которые интересны прежде всего тем, что рассматриваемые языковые аномалии приобретают в них определенную эстетическую значимость в плане выражения особой «художественной философии» писателя.

В работе используется метод постклассического логического анализа естественного языка и метод комплексного когнитивно-дискурсивного анализа художественного текста, направленный на выявление языковых и текстовых сигналов аномалий в области языковой концептуализации мира.

Результаты исследования
и их обсуждение

Высказывание естественного языка, как известно, представляет собой единство выражаемого им объективного содержания действительности, некоторого положения дел и субъективного отношения к выражаемому содержанию. В традиции, восходящей к Ш. Балли, указанные составляющие значения высказывания принято именовать «диктум» (объективное содержание высказывания, пропозиция) и «модус» (субъективное отношение к объективному содержанию, пропозициональная установка) [3].

«Диктум» в синтаксической структуре высказывания эксплицируется обязательно, а модус может быть представлен как эксплицитно, так и имплицитно. Эксплицированный модус включает в себя модальный субъект (говорящий или какое-либо иное лицо) и модальный предикат, который задает специфическое модальное значение модуса. Экспликация модуса осуществляется посредством вводных слов с модальной семантикой либо главной предикативной частью сложноподчиненного предложения с придаточным изъяснительным, которая включает в себя модальный предикат в качестве сказуемого.

В концепции Н.Д. Арутюновой значения эксплицитного модуса распределены по следующим основным планам: перцептивному (сенсорному), ментальному (когнитивному, эпистемическому), эмотивному и волеизъявительному (волитивному).

К сенсорному плану принадлежат модальные предикаты чувственного воспри­ятия: видеть, слышать, чувствовать, замечать, ощущать, слышно, видно и др. К ментальному плану принадлежат модальные предикаты, выражающие:

1) полагание (мнение): думать, считать, полагать, представляться, казаться и пр.;

2) сомнение и допущение: сомнительно, возможно, может быть и пр.;

3) истинностную оценку: правда, ложь, верно, неверно, невозможно, невероятно, не может быть и др.;

4) знание: знать, быть известным;

5) незнание, сокрытие и безразличие: не знать, неизвестно, тайна, секрет, все равно, не существен­но, еще вопрос, трудно сказать, еще не решено, не берусь судить и т.п.;

6) общую аксиологическую оценку: хорошо, плохо, дурно, скверно.

К эмотивному плану принадлежат модальные предикаты эмоционального состояния и отношения: грустно, жаль, противно, радостно и т.п. К волитивному плану относятся модальные предикаты:

1) желания и волеизъяв­ления: хотеть, требовать, приказано, велено и др.;

2) необходимости: необходимо, нужно [2, с. 109].

Модель адекватной языковой концептуализации действительности посредством естественноязыкового высказывания в норме предполагает обязательное разграничение модального и диктального планов семантики высказывания, которое предстает как принципиальное различение двух сфер бытия – идеальной (ментальной, концептуальной) и реальной (онтологической, субстанциональной). Однако в речевой практике носителей языка возникают определенные условия для разного рода нарушений указанного разграничения. В результате возникают явления, которые, согласно нашей типологии языковых аномалий в [8], трактуются как разновидность аномалий языковой концептуализации мира. Языковые механизмы подобной аномализации имеют значительный потенциал эстетической выразительности в среде художественного текста.

I. В качестве одного из наиболее распространенных, на наш взгляд, механизмов неразграничения модусного и диктумного планов содержания высказывания выступает явление, обозначенное нами как аномальная номинализация диктума. Номинализация диктума представляет собой аномальное сворачивание развернутой предикативной конструкции, в норме долженствующей эксплицировать диктум, в отглагольное имя, что приводит к указанному выше неразграничению двух планов содержания высказывания:

1) ... она си­де­ла в шко­ле у ок­на, уже во вто­рой груп­пе, смот­ре­ла в смерть ли­сть­ев на буль­ва­ре... («Сча­ст­ли­вая Мо­ск­ва») [= она смот­ре­ла, как уми­ра­ют ли­стья на буль­ва­ре].

Здесь посредством лексемы смерть номинализована диктумная часть как умирают листья на бульваре при модусной части смотрела: *она смот­ре­ла, как уми­ра­ют ли­стья на буль­ва­ре. В результате в одном словоупотреблении нейтрализуются две семантические функции глагола смотреть – описание перцептивного действия / состояния ‘смотреть на/в что-л.’ и выражение пропозициональной установки говорящего ‘смотреть, как Р.’.

На этой ос­но­ве воз­мож­на и ано­маль­ная но­ми­на­ли­за­ция диктумной пре­ди­ка­тив­ной кон­ст­рук­ции, осу­ще­ст­в­лен­ная не в от­гла­голь­ное имя, а в от­вле­чен­ное отадъ­ек­тив­ное:

2) За­хар Пав­ло­вич по­сле­дил за ним гла­за­ми и с че­го-то усом­нил­ся в дра­го­цен­но­сти ма­шин и из­де­лий вы­ше лю­бо­го че­ло­ве­ка («Че­вен­гур») [= усом­нил­ся, что дра­го­цен­ность ма­шин и из­де­лий вы­ше дра­го­цен­но­сти лю­бо­го че­ло­ве­ка].

Здесь номинализация дикутмной части *дра­го­цен­ность ма­шин и из­де­лий вы­ше дра­го­цен­но­сти лю­бо­го че­ло­ве­ка осуществляется посредством лексемы драгоценность. При этом также нейтрализуются две семантические функции глагола усомниться –– описание ментального состояния ‘усом­нить­ся в чем-л. / ком-л.’ и выражение про­по­зи­цио­наль­ной ус­та­нов­ки ‘усом­нить­ся, что Р.’.

Максимум аномальности для подобных выражений достигается в случае использования для номинализации диктумной части конкретного существительного, в норме не имеющего никакого потенциала для номинализации предикативной части:

3) ... кто-то не по­нял кош­ки («Че­вен­гур») [= кто-то не по­нял, что это бы­ла кош­ка].

Здесь также не разграничивается семантика гла­го­ла понимать в зна­че­нии мен­таль­но­го состояния ‘по­ни­мать ко­го-л. / что-л.’ и в функции про­по­зи­цио­наль­ной ус­та­нов­ки ‘по­ни­мать, что Р.’.

Тем самым при концептуализации говорящим указанных ситуаций (1) – (3) возникают условия аномального смешения двух «возможных миров» – мира мен­таль­но­го вос­при­ятия и мира реального события.

II. Подобное смешение возникает и при прямо противоположных условиях, а именно при номинализации модуса. Номинализация модуса представляет собой аномальное сворачивание главной предикативной части в функции пропозициональной установки или – шире – любого показателя модусной семантики в отвлеченное имя:

4) Че­рез де­сять ми­нут по­след­няя ви­ди­­мость бе­ре­га рас­тая­ла («Со­кро­вен­ный че­ло­век») [= через десять минут он увидел, как берег растаял].

В результате получается, что из сфе­ры на­блю­да­те­ля ис­че­за­ет не суб­стан­цио­наль­ный объ­ект бе­рег, но мен­таль­ная про­ек­ция его свой­ст­ва ‘быть ви­ди­мым’, пред­став­­ле­нная в ви­де суб­стан­цио­наль­но­го объ­ек­та то­го же ми­ра, что и бе­рег.

Ср. также, как в языке А. Пла­то­но­ва мо­жет он­то­ло­ги­зо­вать­ся в объ­ек­тив­ном ми­ре пер­цеп­тив­ное свой­ст­во – ‘быть не­­зр­имым’ в ка­че­ст­ве «самостоятельной» чув­ст­вен­но вос­при­ни­мае­мой суб­стан­ции:

5) Он ос­мот­рел­ся во­круг – всю­ду над про­стран­ст­вом сто­ял пар жи­во­го ды­ха­нья, соз­да­вая сон­ную, душ­ную не­зри­мость...» («Кот­ло­ван»).

III. Эффект неразграничения двух «возможных миров» – концептуального мира говорящего и мира реальных событий может быть достигнут путем простой элиминации модуса. Элиминация модуса проявляется в пропуске предикативного компонента высказывания, отвечающего за экспликацию модусной части:

6) В гор­не куз­ни­цы дав­но уже вы­рос ло­пух, а под ло­пу­хом ле­жа­ло ку­ри­ное яй­цо, на­вер­ное, по­след­няя ку­ри­ца спря­та­лась от Ки­рея сю­да, что­бы сне­стись, а по­след­ний пе­тух где-ни­будь умер в тем­но­те са­рая от муж­ской тос­ки («Че­ве­нгур»).

Отсутствие логической связности выделенного фрагмента с начальным заставляет нас предположить, что здесь пропущен модальный оператор, переводящий план изображения из сферы объективного изложения событий повествователем в сферу мыслительной активности героя (Кирея): В гор­не куз­ни­цы дав­но уже вы­рос ло­пух, а под ло­пу­хом ле­жа­ло ку­ри­ное яй­цо, [и Ки­рей по­ду­мал]: на­вер­ное, по­след­няя ку­ри­ца спря­та­лась от Ки­рея сю­да, что­бы сне­стись, а по­след­ний пе­тух где-ни­будь умер в тем­но­те са­рая от муж­ской тос­ки.

В результате устанавливаются ложные причинно-следственные связи между явлениями, локализованными в принципиально разных мирах – в мире реальном и в мире ментальном – ср. аналогично:

(7) Че­рез два дня Мо­ск­ву Че­ст­но­ву ос­во­бо­ди­ли на два го­да от лет­ной ра­бо­ты вслед­ст­вие то­го, что ат­мо­сфе­ра –– это не цирк для пус­ка­ния фей­ер­вер­ков из па­ра­шю­тов («Сча­ст­ли­вая Мо­ск­ва»).

Здесь в сло­во По­ве­ст­во­ва­те­ля про­ни­ка­ет от­ра­жен­ным эхом чья-то чу­жая речевая позиция (скры­тая ци­та­та), но ее субъ­ект­ный ис­точ­ник не оп­ре­де­лен. Ано­ма­лия сни­ма­ет­ся, ес­ли вклю­чить в дис­курс гла­гол пропозициональной установки, который «включает» возможное основание для установления детерминации посредством причинного союза вследствие того, что, например: Че­рез два дня Мо­ск­ву Че­ст­но­ву ос­во­бо­ди­ли на два го­да от лет­ной ра­бо­ты вследствие того, [что решили], что ат­мо­сфе­ра –– это не цирк для пус­ка­ния фей­ер­вер­ков из па­ра­шю­тов.

Многочисленные аномалии неразграничения модусного и диктумного планов
в художественной речи А. Платонова связаны, на наш взгляд, с такой важной чертой его художественного мира, которую мы определили как «онтологизация кажимости» [9, с. 251]. В целом концептуальный и языковой механизм «онтологизации кажимости» можно показать на следующем примере:

(8) По­сле по­хо­рон в сто­ро­не от кол­хо­за взош­ло солн­це, и сра­зу ста­ло пус­тын­но и чу­ж­до на све­те; из-за ут­рен­не­го края рай­она вы­хо­ди­ла гус­тая под­­зе­мная ту­ча («Котлован»).

Обратим внимание, что здесь уст­ра­нен мо­дус срав­не­ния: [как бы] под­зем­ной, [слов­но] из-под зем­ли, – и мир мен­таль­ный, т.е. мир метафоры в концептосфере говорящего, ста­но­вит­ся миром реальным. Ср. аналогично:

(9) Го­род опус­кал­ся за Два­но­вым из его ог­ля­ды­ваю­щих­ся глаз в свою до­ли­ну...» («Че­­ве­нгур»).

Го­род од­но­мо­мент­но при­сут­ст­ву­ет в двух воз­мож­ных ми­рах — в ре­аль­ном про­стран­ст­ве и в про­стран­ст­ве мен­таль­­н­ого вос­при­ятия (что са­мо по се­бе в прин­ци­пе нор­маль­но), но при этом мо­жет ка­ким-то об­ра­зом «пе­ре­те­кать» из од­но­го в дру­гой. Сти­ра­ет­ся ус­лов­ная гра­ни­ца, дис­тан­ция меж­ду пла­ном суб­стан­ции и пла­ном ее вос­при­ятия: два этих воз­мож­­ных ми­ра по­ме­ща­ют­ся в од­ну плос­кость взаи­мо­дей­ст­вия.

Нетрудно видеть, что подобные явления связаны с целым комплексом условий, по-разному нарушающих естественноязыковые принципы актуализации модусно-дикутмной структуры высказывания.

Заключение

Мы пришли к выводу, что аномальная вербализация модумно-диктумных отношений в языке А. Платоноа представляет собой эффективное художественное средство воссоздания «странного» художественного мира по модели мифа, где не разграничено реальное и гипотетическое, глее пространство мира и пространство мысли находятся в отношениях «свободного» взаимопроникновения.

Модели подобных аномалий издавна апробированы и востребованы в мировой культуре: «Слож­ность и ка­та­ст­ро­фич­ность че­ло­ве­че­ской эк­зи­стен­ции, не­по­зна­вае­мость и ир­ра­цио­наль­ность ми­ра, ощу­ще­ние его бес­смыс­лен­но­сти обес­пе­чи­ва­ют по­сто­ян­ный ме­ха­низм ре­ге­не­ра­ции в куль­ту­ре мо­де­лей ано­маль­ной языковой кон­цеп­туа­ли­за­ции ми­ра (абсурд, гротеск и пр.), сво­его ро­да «про­тоти­пи­че­ские об­раз­цы» по­сле­до­ва­тель­но ано­маль­но­го, альтернативного рационально-логическому взгля­да на мир и мыслительного ос­вое­ния дей­ст­ви­тель­но­сти» [5, с. 265].

В этом смысле мы можем говорить и о необычайной эвристичности аномалий языковой концептуализации мира, которые оказываются единственно возможным и даже необходимым средством языковой концептуализации нетривиального, диалектически противоречивого и многослойного содержания.

Библиографическая ссылка